Мат белому королю

[ognegrivaya]

Автор: ognegriff
Бета: нет
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Пейринг: Винсент Фантомхайв/Сиэль Фантомхайв
Жанр: Drama
Отказ: ни на что не претендую, материальной выгоды не извлекаю
Фандом: Темный дворецкий
Аннотация: "Раньше у них с отцом, кажется, было много общего, а теперь – остались, наверное, только шахматы…"
Комментарии: Написано на Kuroshitsuji Kink Fest по заявке:
"Фантомхайв-старший/Фантомхайв-младший. АУ - отец жив, Себастьяна нет. Подросток Сиэль очень привязан к отцу."
Предупреждения: инцест
Статус: Закончен


У отца удивительная улыбка – такая искренняя и добрая, что когда Сиэль видит ее, ему кажется, будто в пасмурный день из-за туч внезапно выглянуло солнце.

Жаль, что отец так редко улыбается, думает Сиэль. Отец вообще кажется ему очень серьезным.

Граф Винсент Фантомхайв – Сторожевой Пес Ее Величества, ему приходится постоянно думать о стольких делах, расследовать запутанные преступления, каждый день оказываясь на волоске от смерти, и это не преувеличение. Постоянная опасность – для него обычное дело, рутина. Тут не до улыбок.

И все же иногда отец улыбается. Например, когда играет с Сиэлем в шахматы, и Сиэлю удается у него выиграть.

- А ты неплохой стратег, Сиэль, - говорит он. - И способный ученик - если уж сумел обыграть меня в этот раз.

- Ты мне поддался, - хмурясь, делает предположение Сиэль.

Отец отрицательно качает головой:

- Даже и не думал.

Сиэль ему верит: отец никогда не врет. Тем больше значит для Сиэля его похвала. Сиэль думает о том, что, должно быть, и правда, чего-то стоит, раз уж смог выиграть у отца, дай бог, одну партию из десяти. Отец – блестящий игрок.

Сиэль восхищается отцом. Отец – самый смелый, самый честный и самый добрый человек на свете. Только по-настоящему смелый не побоится лицом к лицу столкнуться с преступным миром Лондона. Только по-настоящему честный не запачкается при этом в его грязи. Только по-настоящему добрый на Рождество соберет в своем доме сирот из приюта, которые, по сути, ему никто, и устроит для них праздник, хотя мог бы просто перечислить круглую сумму на благотворительность.

«Отец – самый лучший человек в этом мире», - думает Сиэль.

Сиэль хочет стать похожим на него, когда вырастет. Сиэль любит своего отца больше всех на свете.

Маму он, конечно, тоже любит. Но отец… Он всегда был для Сиэля центром мира – с самого детства.

Тогда каждый день, когда отец бывал дома – а бывал он дома не так часто, как бы Сиэлю хотелось – был наполнен радостью и ни с чем не сравнимым счастьем.

…Вот он сидит у отца на коленях, а тот читает ему сказку. Сиэль слушает, склонив голову отцу на плечо, и постепенно засыпает, убаюканный звуками его голоса…

…Теплая рука отца треплет его по макушке… Сиэль смотрит на него снизу вверх: отец такой высокий, а сам он такой маленький, и Сиэлю хочется, чтоб отец взял его на руки и поднял высоко-высоко…

…Отец несет его на руках, и Сиэль представляет, будто он летит по воздуху и смотрит вниз на землю с огромной высоты. Сиэль радостно смеется, а отец улыбается ему в ответ…

…Прием в поместье Фантомхайв. Дом полон гостей, среди них множество незнакомых взрослых. Сиэля это пугает. Он прячется за спину отца, потому что знает: отец всегда его защитит – защитит от всего плохого, страшного и неизвестного. Отец смеется и говорит, что бояться нечего, что он всего лишь хочет представить своего наследника гостям. И Сиэль наконец выглядывает из-за его спины со смущенной улыбкой. Если отец говорит, что бояться нечего, - значит, так оно и есть…

Ряд детских воспоминаний проносится перед мысленным взором Сиэля, пока он сидит напротив отца за шахматной доской.

Воспоминания вызывают смутную печаль: теперь они с отцом не так близки, как это было раньше…

- Твой ход, Сиэль, - говорит отец, и Сиэль вспоминает, что они уже начали новую партию, что отец уже сделал свой ход белой пешкой, а сам он отвлекся и заставляет отца ждать.

- Извини, папа, я задумался.

Сиэль наконец передвигает черную пешку с клетки на клетку.

Сиэль смотрит на отца. Тот в задумчивости склоняется над доской, длинная прядь темных волос падает ему на глаза. Изящная узкая рука с тонкими пальцами тянется за белой фигурой, мерцает аквамарином в свете свечей фамильное кольцо Фантомхайвов.

Когда-нибудь и Сиэль наденет это кольцо. Когда станет главой семьи Фантомхайв и сменит отца на посту Сторожевого Пса Королевы, когда станет взрослым…

Хотя он и так уже взрослый – ему уже целых четырнадцать. Детство в прошлом. Наверно поэтому те приятные воспоминания слегка горчат, и непонятная тоска закрадывается в душу Сиэля. Неужели он, как маленький, хочет того же, что было раньше, – чтоб отец носил его на руках и читал ему сказки? Сиэлю смешно и в то же время грустно. Раньше у них с отцом, кажется, было много общего, а теперь – остались, наверное, только шахматы…

Сиэль делает ошибку за ошибкой и в итоге проигрывает.

- Думаю, на сегодня хватит, - мрачно произносит он.

- Согласен. Вижу, ты устал, – отец ласково треплет Сиэля по макушке, ерошит волосы – как давно-давно в детстве.

Сиэль видит в его глазах теплоту и нежность, видит, как отец улыбается, - и его внезапно захлестывает счастье. Горечь воспоминаний проходит бесследно – словно ее и не бывало. А счастье – всепоглощающее, невыразимое, до замирания сердца, до дрожи в руках – захватывает всю его душу целиком и полностью.


***

Отец сосредоточенно проверяет револьвер, убирает его в кобуру на поясе, запахивает сюртук и стремительным шагом идет через холл к выходу.

Сиэль подходит к окну. Прислонившись лбом к стеклу, он вглядывается в темноту и видит, как отъезжает карета.

Страх железными тисками сжимает его сердце – Сиэль до безумия боится, что отец может не вернуться. Страх за отца – тягучий и липкий, словно патока. Душа Сиэля тонет в нем без всякой возможности вынырнуть – так бывает каждый раз, когда отец уходит из дома, отправляясь на очередное задание.

Через три дня Сиэль понимает, что в этот раз страх не был напрасным.

Старый камердинер Джеймс вносит графа Фантомхайва в холл на руках. Сиэль замирает в ужасе: на белой рубашке отца расползается ярко-алое кровавое пятно – левый рукав до самой манжеты пропитался кровью. Этот пронзительный красный цвет режет Сиэлю глаза, застилает их сплошной темной пеленой, и он уже почти не видит, как кто-то из слуг бросается к Джеймсу, чтобы помочь уложить отца на диван в гостиной, слышит только, как мама неестественно высоким голосом вскрикивает: «Винсент!», как еще кто-то кричит: «Доктора! Милорд ранен! Срочно позовите доктора!».

В ушах у Сиэля гулко стучит его собственное сердце, а в сознании бьется единственная мысль: «Это не может быть серьезно! Он не может умереть! Он не должен умереть!».


***

Пустяковое ранение в плечо, совершенно не опасное, как сказал доктор, неожиданно оборачивается жестокой, изнуряющей лихорадкой. Отец мечется в бреду и второй день не приходит в себя. Все это время Сиэль не отходит от его постели.

- Сынок, ты устал, тебе надо поспать, - в который раз повторяет мама. – Я останусь с ним. Иди.

Сиэль упрямо качает головой. Оставить отца хотя бы на минуту представляется ему непростительным преступлением.

Холодная вода, в которой Сиэль смачивает полотенце, чтобы положить отцу на лоб, на какое-то мгновение кажется ему кроваво-красной – он не спал уже почти двое суток. Сиэль на миг зажмуривается и вновь открывает глаза – наваждение исчезает.

Сиэль кладет на лоб отцу мокрое полотенце и чувствует жар, которым пышет от его тела, словно от раскаленной печи. Утром доктор сделал отцу кровопускание. Сиэль надеется, что это поможет и лихорадка пройдет.

Лихорадка, жар, бред… Отец бормочет что-то бессвязное о заброшенной тюрьме и лестницах… Потом еще что-то, чего Сиэль не может разобрать… Потом он слышит, как отец произносит: «Рейчел» - имя мамы. А когда слышит свое – в каком-то странном, необъяснимом порыве прижимается губами к руке отца, сухой и горячей.

- Я здесь, с тобой.

Сиэль склоняет голову на подушку рядом с его головой и незаметно для себя проваливается то ли в сон, то ли в горячечный бред, в котором шелестит страницами огромная книга, одуряюще пахнущая шоколадом, и голос отца, словно теплое дуновение ветра, спокойный и добрый, доносится до слуха Сиэля:

- Я буду читать ее тебе, пока ты не уснешь. Ведь сегодня особенная ночь – твой день рожденья…


***

Сиэль просыпается на рассвете с тяжелой головой и ужасной ломотой в шее и плечах. Рука отца до сих пор в его руке – только теперь она уже не кажется настолько горячей. Словно желая удостовериться в этом, Сиэль приникает к ней губами. Теплая, гладкая кожа – и только. И ни следа жара и лихорадки.

Сиэль прислушивается к дыханию отца – ровному и спокойному дыханию спящего человека. В этот момент в глубине его души вспыхивает надежда на то, что теперь все хорошо.

Сиэль смотрит на отца: на его изможденное, осунувшееся лицо, впалые щеки, темные круги под глазами… Странно - отец еще никогда не казался ему таким красивым. «Самый красивый во всем мире…» - думает Сиэль и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, легким поцелуем касается его губ.

Внезапно раздавшийся звук открывшейся двери заставляет Сиэля отпрянуть и мгновенно вскочить на ноги.

- Ты провел здесь всю ночь, сынок? – с беспокойством спрашивает мама. – Тебе давно пора отдохнуть.

- Да, я пойду, - кивает Сиэль и почти что выбегает из комнаты, чувствуя, что сердце его стучит с удвоенной быстротой, а щеки заливает краска…


***

- Ты расскажешь мне о том, что произошло в той тюрьме? – спрашивает Сиэль, поправляя отцу подушки.

- Банда контрабандистов, - будничным тоном отвечает отец. – У них там был целый склад оружия. Мы поймали почти всех, нескольким удалось сбежать. Один из них и пустил в меня пулю.

- Я так боялся за тебя, - тихо произносит Сиэль и опускает глаза.

- Как видишь, зря, - улыбается отец.

И Сиэлю почему-то больше не хочется расспрашивать его подробнее о контрабандистах и заброшенной тюрьме, а хочется обнять крепко-крепко и никогда не отпускать. Или поцеловать его тонкие теплые губы – так чтобы сердце снова бешено заколотилось, чтобы снова испытать это чувство – такое сладкое и… странное…

Но Сиэль не решается сделать ни то ни другое.

Сиэлю очень хочется сказать отцу, как он любит его, но вместо этого с языка срывается лишь:

- Я так рад, что ты поправился.


***

«Интересно, как это? Что чувствуешь в этот момент? Если так?..» - думает Сиэль, внезапно застав отца и мать целующимися в гостиной.

Он поворачивается и возвращается наверх, к себе в комнату – так, будто он ничего не видел, будто его тут вовсе не было. А из головы упорно не идут мысли о том, каким же может быть на вкус такой поцелуй, какие на вкус губы отца… «Сладкие? Вкуснее, чем шоколад, чем мое самое любимое ванильное мороженое? Наверное, да…» - думает Сиэль и в этот миг отчетливо осознает одну простую вещь. Он совсем не хочет, чтобы отец читал ему на ночь сказки или носил его на руках. То, чего он хочет на самом деле, - это… Сиэль не может подобрать нужных слов, но отсутствие точного определения не уменьшает понимания того, что думать дальше в этом направлении – неправильно, опасно…

Собственные желания пугают Сиэля, сбивают его с толку, ввергают в отчаяние. Засыпая, он долго не может выбросить из головы случайно подсмотренную сцену. Картинка в его сознании словно размывается, теряя ясные очертания, - и вот на месте мамы Сиэль вдруг видит себя: руки отца обвивают его талию, а сам он обнимает его за шею, и этот поцелуй – поцелуй, которого никогда не случалось в реальности – самое лучшее, что происходило с Сиэлем за всю его жизнь.


***

Сиэль застывает на пороге кабинета с шахматной доской в руках. Отец бегло просматривает письма, минуту назад принесенные Джеймсом, и напевает себе под нос какую-то арию – они с мамой только что вернулись из оперы.

- А я тебя ждал, - говорит Сиэль. – Может быть, сыграем?

Отец улыбается и пожимает плечами:

- Почему бы и нет? Но только одну партию, Сиэль, - время уже позднее.

- Одну партию, хорошо. Только вот… - Сиэль на миг запинается. – Просто так играть не интересно.

- Но не предлагаешь же ты мне играть на деньги? – в голосе отца звучит удивление, а в глазах светятся веселые искорки.

Отец нечасто бывает в таком хорошем настроении, и Сиэль рад видеть его таким. Сиэль счастлив видеть его дома. Отец уже совсем оправился от раны, и в любой момент его могут вызвать на новое задание. Обязанности Сторожевого Пса королевы, долг перед Англией никто не отменял. А это значит - снова опасность, снова липкий, тянущий страх и отчаяние – горькое, как микстура, которую доктор заставлял Сиэля пить, когда он сильно простудился прошлой зимой. Снова бесконечное, тревожное ожидание. Поэтому каждую минуту, проведенную рядом с отцом, Сиэль ценит на вес золота.

- Нет, не на деньги, - качает он головой. – На желание…

- О, помню, в старые добрые времена в школе мы играли на желание, - смеется отец. – Правда, в карты.

- Но в шахматы ведь тоже можно, - улыбается Сиэль.

- Хорошо. Если ты проигрываешь, то в пятницу идешь на благотворительный вечер к тете Теодоре.

- О нет! – вырывается у Сиэля, как только он понимает, что отец говорит совершенно серьезно.

Тетушка Теодора в восторге от музыкальных способностей Сиэля. Вот уже вторую неделю она уговаривает его сыграть на скрипке несколько сюит на благотворительном вечере в пользу нуждающихся иммигрантов из Индии. Сиэль не знает, как от нее отделаться, потому что играть на этом вечере ему совсем не хочется. И тут такое…

- Что нет? – спрашивает отец. – Не пойдешь на вечер или не проиграешь?

- Не проиграю, - твердо заявляет Сиэль.

- Посмотрим, - на губах отца играет легкая усмешка. - Ну а ты? Какое твое желание?

- Я скажу, когда выиграю. Ты ведь выполнишь любое мое желание, если проиграешь? – спрашивает Сиэль, расставляя фигуры.

- Слово графа Фантомхайва, - отвечает отец, и Сиэль думает о том, что должен, обязательно должен выиграть.


***

За окном сгущается вечер. Ленивыми, медленными хлопьями падает снег. Сиэль следит за ним бездумно, на мгновение отведя взгляд от шахматной доски, от скопившейся на столе груды поверженных черных и белых фигур, потом снова смотрит на доску.

Их с отцом шансы были равны, пока несколько последних удачных ходов не дали Сиэлю преимущество. И теперь белый король отца мечется с клетки на клетку, но все еще сопротивляется. Его пока еще есть кому защищать, хотя защитников осталось мало.

Сиэль бросает быстрый взгляд на отца. Тот нервничает – Сиэль замечает это по тому, как он знакомым жестом потирает переносицу. Сиэль отводит глаза – не время отвлекаться от игры.

Черных фигур тоже уже немного на доске, и Сиэль напряженно хмурит брови, продумывая стратегию, которая должна привести его к победе.

Он не может позволить себе поражение или ничью. Он отчаянно хочет выиграть. В его сознании уже звучат слова «Шах и мат!», которые он произнесет – он уверен, что произнесет! – спустя несколько мгновений.

С каждым сделанным ходом сердце Сиэля скачет от отчаяния к эйфории по сумасшедшей синусоиде. Азарт разгорается в его душе, словно костер, – потому что он знает, каким будет его желание: он выиграет и попросит у отца один поцелуй – тот, что представлялся Сиэлю в его грезах в малейших подробностях, во всех деталях… И отец не сможет ему отказать, потому что…

«Потому что шахматный долг – долг чести! Нет, это, кажется, карточный…», - думает Сиэль.

Но отец дал слово Фантомхайва – и этим все сказано. Нужно только объявить мат белому королю.