Дело об украденной колдографии

[ognegrivaya]

Название: Дело об украденной колдографии
Автор: ognegriff
Бета: нет
Пейринг: ЛМ/НБ
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Жанр: romance
Размер: мини
Статус: закончен
Отказ: ни на что не претендую, материальной выгоды не извлекаю
Аннотация: Люциус ищет пропавшую колдографию, одна из безнадежно влюбленных в него девушек ведет дневник, а утверждение о том, что украденное не приносит счастья – не всегда верно.
Предупреждения: ООС, POV, флафф, новые персонажи (второстепенные)
Комментарии: Написано на фикатон ко дню рождения Гарри Поттера на АБ по заявке elithabeth_oy «Хочу фанфик. Гет. Возможные участники: Люциус, Снейп, Драко, Сириус Блек, с другой стороны - Гермиона, Джинни, Луна или Нарцисса. PG-13. Юмор, или просто ощущение легкости. Никаких драм, слёз, крови и страданий!».

В спальне шестикурсников Слизерина царил жуткий беспорядок. Среди разбросанных по всей комнате вещей стоял Люциус Малфой, злой и растерянный.

- Еще вчера она была здесь, на тумбочке! Куда, черт возьми, она могла подеваться?!

- Ну не думаешь же ты, что кто-то из нас ночью стащил твою колдографию! – усмехнулся Нотт.

- Не знаю, как остальные, но я уж точно не горю желанием пополнять ряды поклонников Малфоя, - засмеялся в ответ Гойл.

Эйвери посмотрел на Малфоя с сочувствием и посоветовал:

- Слушай, Люциус, а ты получше посмотри – может, завалилась куда-нибудь. Ты везде искал?

- Да я все свои вещи вверх дном перевернул! – раздраженно ответил Малфой. – Нет ее нигде! Проклятье!

- Под подушку загляни! Мало ли, убрал перед сном…

- Заткнись, Нотт! – Люциус бросил в однокурсника учебником, но тот ловко увернулся.

- Господа, мы имеем счастье наблюдать нарциссизм в крайней его стадии! – захохотал он.

- Очень смешно! – на щеках Люциуса вспыхнули яркие пятна. – Нарциссизм… - сквозь зубы процедил он, беспорядочно зашвыривая вещи обратно в тумбочку.

- А так не пробовал? – сочувствующий другу Эйвери взмахнул палочкой: - Акцио, колдография Люциуса Малфоя!

Ничего не произошло. Люциус взглянул на него, как на идиота, но ничего не сказал и вышел из спальни.

Естественно, «Акцио» было бы первым, что он бы в данном случае попробовал. Если бы искал свою колдографию. Проблема была в том, что колдография была не его. Из-за своей Люциус бы так не волновался. Все дело было в том, что иллюзионное заклятие скрывало под изображением летящего на метле Люциуса колдографию, должно быть, единственной девчонки в Хогвартсе, которая не была влюблена в Малфоя, и в которую на его несчастье его самого угораздило влюбиться. Настоящую колдографию мог видеть только сам Малфой. Но теперь, если кто-то, не дай Мерлин, догадается снять иллюзионные чары и узнает его тайну, это будет… «Конец! Крах! Позор! Хуже смерти…», - в отчаянии думал Люциус.

В факультетской гостиной, к счастью, было пусто. На всякий случай оглянувшись по сторонам, Люциус взмахнул палочкой и прошептал:

- Акцио, колдография Нарциссы Блэк!

Но его труды не принесли результатов, и Малфой, разочарованно вздохнув, уселся на диван.

- Эй, Люциус! – в гостиную вошел Эйвери. – Не переживай ты так! – он рухнул на диван рядом с Малфоем и хлопнул друга по плечу. – Это ж все ясно, как день: кто-нибудь из поклонниц стащил, так разве теперь найдешь? Это же каждую девчонку обыскивать придется…

Люциус поморщился:

- Обыскивать – вот еще!..

Насчет каждой Эйвери, конечно, преувеличил, но поклонниц у Люциуса и правда было немало – судя хотя бы по количеству открыток с признаниями, что он получал на каждый Валентинов день. Только вот радости от этого не было никакой. Что толку в восхищенных взглядах, которыми провожали его девушки в школьных коридорах, когда одна-единственная, которая ему не безразлична, на него даже не смотрит. Люциус иногда думал, что, возможно, именно это равнодушие со стороны Нарциссы и заставило его обратить на нее внимание.

Обратить внимание – а потом влюбиться по уши, как дурак, без всяких шансов на взаимность. Опуститься до такого недостойного потомка аристократического рода Малфоев занятия, как воровство, и стащить колдографию Нарциссы из альбома ее кузена Регулуса Блэка: тот как-то вечером показывал семейные фотографии Барти Краучу, а потом забыл альбом в гостиной – вот Люциус и воспользовался случаем. А теперь колдография пропала… «Вор у вора дубинку украл, - думал Люциус. – Действительно, украденное не приносит счастья».

Эйвери, которому печальный вид друга, должно быть, не давал покоя, произнес:

- Не кисни ты так! Мне вот на Рождество колдокамеру обещали – так что будет у тебя этих колдографий завались! Сколько угодно!

- Да не надо мне сколько угодно! – с досадой отмахнулся Люциус. – Мне эта нужна. Она мне дорога… как память.

- Ну знаешь! – не выдержал Эйвери. – Правильно Нотт про нарциссизм говорил! Меня твоя самовлюбленность иногда просто поражает!


***

5 декабря 1970

Никогда бы не подумала, что эти слухи могут быть правдой, а оказывается - правда. Насколько же самовлюбленным нужно быть, чтобы держать на тумбочке собственную колдографию! Насколько же дурой нужно быть, чтобы влюбиться в такого человека! Или сумасшедшей.
Мерлин! Я и правда сошла с ума! Потому что в здравом уме никому и в голову бы не пришло пробраться в спальню мальчиков и что-то там украсть. Зато теперь у меня есть его колдография! Ради этого стоило пропустить завтрак. Какой же он красивый все-таки, можно часами любоваться! И теперь я смогу смотреть на него, когда захочу, а не только украдкой в Большом зале или в библиотеке. Ведь разве я могу рассчитывать на что-то большее? Он же никогда не посмотрит в мою сторону…


***

Люциус сидел в читальном зале библиотеки, пытаясь начать эссе по трансфигурации. Сидел уже около часа, а лист пергамента перед ним был все так же чист. Глаза в сотый раз пробегали одну и ту же страницу последнего номера «Трансфигурация сегодня», но прочитанные слова не желали обретать смысл.

Настроение было ни к черту. Одна мысль о том, что так тщательно охраняемая им тайна может быть раскрыта, повергала Люциуса в панику. Это будет самый настоящий позор, думал он, потому что Малфой не может быть несчастно влюбленным, и тем более не может хранить у себя колдографию предмета этой своей несчастной любви. Да над ним же весь Хогвартс смеяться будет! И прощай репутация холодного, самовлюбленного похитителя девичьих сердец! А репутация – это все. Репутация - это вещь такая: создается годами, а разрушить ее можно за несколько секунд.

Люциус понимал, что найти пропавшую колдографию теперь нет никаких шансов. Оставалось надеяться только на то, что стащившая ее поклонница окажется настолько глупа, что не догадается снять иллюзионные чары.

Мерлин! Если бы он был хоть чуть более смелым! Если бы попытался хоть как-то привлечь внимание Нарциссы и добиться ее взаимности! Тогда все было бы по-другому – он бы сейчас не трясся от страха разоблачения. К сожалению, его смелости хватило только на то, чтобы украсть ее портрет. Поэтому оставалось лишь любоваться перед сном на Нарциссу в разлетающемся на ветру длинном бледно-голубом платье, взмывающую на качелях чуть ли не в самое небо и беззвучно смеющуюся с колдографии. А теперь нет и этого…

Вспомнив дурацкий совет Нотта заглянуть под подушку, Люциус поморщился от досады и злости и мысленно пообещал себе наколдовать тому ослиные уши, если он только снова позволит себе сказать нечто подобное.

Нечеловеческим усилием заставив себя вновь сосредоточится на статье о превращении неживых предметов в животных, Люциус понял, что одной этой статьи для эссе ему явно будет недостаточно, поднялся из-за стола и направился к книжным полкам.

Он заметил ее сразу же. Нарцисса стояла у соседнего стеллажа, где, кажется, были книги по заклинаниям. Две ее однокурсницы, Эмилия Гринграсс и еще одна, имени которой Люциус не помнил – маленькая, темноволосая, к каждому празднику пытающаяся превратить слизеринскую гостиную в шедевр современного дизайна – что-то увлеченно искали на нижней полке.

- Вот! – обрадовано воскликнула темноволосая и сунула Эмилии увесистый том, та тотчас заглянула в оглавление и начала лихорадочно искать нужную страницу.

Нарцисса также всецело была поглощена книгой, которую держала в руках, - Виндиктус Виридиан, «Как проклясть врага и не попасть за это в Азкабан».

Люциусу бы никогда не пришло в голову, что Нарциссу может заинтересовать подобная чушь. Хотя Блэки – один из старейших темномагических родов, внезапно подумалось ему. Уж они-то наверняка отличат ерунду от чего-то, стоящего внимания. Погруженная в творение Виридиана Нарцисса даже не посмотрела на Люциуса, и он, стараясь придать себе как можно более невозмутимый вид, отыскал на полке еще один, на его взгляд, необходимый ему номер журнала и вернулся к своему столу.

Думать о трансфигурации теперь стало еще сложнее. Чуть ли не каждую секунду Люциус поворачивал голову в сторону стеллажа, у которого стояли Нарцисса с подругами, стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь – ее гордый профиль, волны светлых волос, спадающих на плечи, стройный силуэт, каждую складку мантии, каждое движение тонких рук, перебирающих книги. Он бросал на Нарциссу мимолетные взгляды украдкой, пока девушки наконец не нашли то, что им нужно, и не отошли от стеллажа, оказавшись вне поля зрения Люциуса.

Когда же Малфой закончил свое многострадальное эссе и направился к выходу, Нарциссы в библиотеке уже не было.
Настроение почему-то стало еще гаже. Если бы он был чуть более смелым! Ему бы ничего не стоило просто так подойти к Нарциссе, заговорить, улыбнуться - так, как он улыбался другим девушкам, может быть, даже пригласить ее на свидание. Если бы Нарцисса была хоть немного другой – не такой холодной и далекой, смотрящей сквозь него, как сквозь пустое пространство! Если бы она была другой… вряд ли бы он тогда даже взглянул на нее.


***

8 декабря 1970

У него чудесные, прекрасные, потрясающе красивые руки! Когда эти руки переворачивают страницы книги, я завидую книге. Когда его тонкие пальцы держат перо, я завидую перу. А еще… Я схожу с ума – вот что еще!
Когда я увидела его сегодня в библиотеке, я чуть не выронила от неожиданности эту дурацкую книгу, которую мне дала подержать Патриция. Впрочем, книга пригодилась – было во что уткнуться, чтобы только он не заметил, как я смотрю на него. Хотя как такое можно не заметить? Мои чувства выдают меня с головой!
Нет, неправда, не заметить можно – если смотреть на меня, как на пустое место. А он смотрит именно так. Он на меня даже не взглянул. Чему удивляться? Ведь я всего лишь одна из влюбленных в него дурочек, которых полно в Хогвартсе. В коридорах, в библиотеке, в Большом Зале он ловит их влюбленные взгляды - уверена, его это забавляет. А я боюсь лишний раз посмотреть на него – не хочу, чтобы он смеялся и надо мной. Все, что мне остается, - любоваться на украденную колдографию, на то, как он, улыбаясь своей солнечной улыбкой, летит на метле, и мантия его развевается на ветру…
Я, кажется, писала, что у него прекрасные руки. На самом деле в нем прекрасно абсолютно все. И я жалею, что не обладаю даром художника, чтобы рисовать его. Впрочем, когда бы я могла его рисовать, если наши встречи так мимолетны, и я не смею поднять на него глаз?
Зато я могу посвящать ему стихи, чем и занималась вчера всю историю магии – что еще делать на таком скучном уроке? Жаль, что потом все пришлось уничтожить. Эмма Уоррингтон подумала, что я конспектировала бормотание Бинса, и попросила списать. Теперь она решит, что я жадная стерва, ну и пусть! Все лучше, чем если бы она все это прочитала. А может, и не жаль, что стихи исчезли под действием «Эванеско». Они все равно были не очень хорошие. Ну что это за бред – «Глаза твои - холодные, как сталь»? Холодные – это да, но какую к слову «сталь» подобрать рифму? На лекции в голову почему-то упорно лезло «мистраль». Я была уверена, что это такой цветок, а потом прочла в словаре, что это ветер. Нет, мистраль не пойдет – у нас в Англии он не дует. Ну и Мерлин тогда с этими стихами! Он их все равно не прочтет – так зачем? Да и если бы прочел – было бы только хуже…
Иногда я мечтаю о зелье, по действию противоположному амортенции. Выпить – и забыть к драклам о существовании Люциуса Малфоя!


***

- Ты уже решил, с кем пойдешь на рождественский прием к Слагхорну? – ни с того ни с сего спросил Эйвери.

Люциус лишь задумчиво покачал головой. Вот – еще одна проблема: Нарцисса с ним точно не пойдет, а идти с кем-то еще… Лучше бы уж вообще не ходить! Но надо. Если он не пойдет, это обидит Слагхорна, а портить отношения с преподавателями Люциус не привык.

- Везет тебе, Малфой! Ты кого угодно можешь пригласить, с тобой любая пойдет и умрет от счастья. Эх…

- А ты? – невпопад спросил Люциус и поспешил уточнить: - С кем пойдешь?

- Я хотел пригласить Цисси Блэк… - услышав это, Люциус едва сдержался, чтобы ничем не выдать неприятного удивления. – Единственная девчонка, которая не влюблена в тебя по уши, - рассмеялся Эйвери. – Но Уоррингтон сказала, что она пойдет с этим… с Пьюси, - однокурсник неприязненно поморщился.

- Вот как? Действительно? – как можно более равнодушно спросил Люциус.

- Точно не знаю, - махнул рукой Эйвери. - Я Цисси спрашивать не стал – вдруг она и правда с Пьюси идет, а я и стой перед ней, как дурак. Я сказал Эмме – пойдем тогда с тобой, а она говорит – пойдем. Вот и все. Хотя Эмма, конечно, дура, да и красотой не отличается, но не идти же одному.

- Да, Эмма ни умом, ни красотой не блещет, - согласился Люциус.

Логика Эйвери забавляла. А вот известие о том, что Нарцисса, как и в прошлом году, пригласит на прием своего однокурсника Пьюси, который даже не входил в «Клуб Слизней», но зато постоянно таскался за ней, было неприятным. Очень неприятным. Пьюси казался Малфою хитрым, наглым и почему-то непременно ассоциировался с крысой, хотя внешне на это животное никак не походил. Мысль же о том, что у такого ничтожества куда больше если не смелости, то шансов, чем у него самого, стала последней каплей в чаше и без того мрачного настроения. Нужно было в конце концов что-то делать. Сколько уже можно мучится? Только вот как, черт подери, набраться смелости? Да и как вообще поступить?

Эйвери умчался на квиддичную тренировку, а Люциус остался в факультетской гостиной, погруженный в раздумья.

Решение пришло само собой – вместе с вошедшей в гостиную группой пятикурсников. Были среди них и Нарцисса со своей помешанной на дизайне подругой. Если они сейчас не уйдут в спальню девочек, все получится, - подумал Люциус. Девушки никуда не ушли – они расположились на диване в дальнем углу гостиной и стали сосредоточенно разбирать принесенную с собой огромную стопку книг.

Люциус подошел к столу, взял перо и клочок пергамента и быстро набросал:

Приходи завтра после ужина на третий этаж, к статуе одноглазой ведьмы. Надо поговорить.
Малфой

Сначала Люциус хотел назначить встречу на площадке Астрономической башни, но тут же передумал – так Нарцисса обязательно решит, что это свидание, и чего доброго – вообще не придет. Нет, он хочет просто поговорить. О важном деле. Может быть, вообще о чем-нибудь по учебе. Мало ли о чем решил поговорить слизеринский староста. А когда она придет – там уж он сообразит по ходу действия, пригласить ее на рождественский прием или, если дело безнадежное, свернуть разговор в другую сторону и что-нибудь соврать. Всегда нужно иметь пути к отступлению. Обращаться к Нарциссе в записке по имени Люциус тоже намеренно не рискнул – мало ли в чьи руки она попадет и чем это может обернуться.

Свернув клочок пергамента в несколько раз и зажав в кулаке, Люциус бросил быстрый взгляд на Нарциссу и ее подругу – те все так же листали книги, сидя на диване, полностью поглощенные своим занятием. Теперь нужно было придумать отвлекающий маневр.
Люциус огляделся по сторонам: за другим столом делали уроки двое первокурсников, у камина играли в шахматы Сэлвин и Нотт, неподалеку от них читала «Ежедневный пророк» Эмилия Гринграсс, больше в гостиной никого не было – все разошлись. Итак, отвлекающий маневр… В голову, увы, не приходило ничего стоящего. А потом почему-то вспомнился Пьюси. И тут Люциус понял, что не зря тогда в библиотеке корпел над эссе по трансфигурации.

Он осторожно достал палочку и спрятал ее в рукав мантии. Несколько взмахов, едва слышно произнесенное заклинание – и забытая кем-то на столике рядом с диваном, где сидели Нарцисса с подругой, перчатка превратилась в крысу – большую, серую, с длинными, топорщившимися в разные стороны усами и совершенно наглой мордой.

Своей наглостью животное явно не уступало все тому же Пьюси – оно моментально перебралось со столика на диван. Первой заметила мерзкую тварь Нарцисса, и Люциус тут же почувствовал себя безжалостной и беспринципной сволочью с садистскими наклонностями.

- Крыса! Мамочки! Патриция, там крыса! – с паническим криком Нарцисса вскочила с дивана и мгновенно оказалась на другом конце комнаты.

Вслед за ней вскочила ее подруга - как ни странно, молча, но лицо ее было настолько бледным, что казалось, она вот-вот упадет в обморок.

- Где? Какая крыса? – невозмутимо, но с приличествующей случаю тревогой в голосе осведомился Люциус.

Эмилия, отбросив газету, взвизгнула, забралась в кресло с ногами и зажмурилась, как маленькая девочка – не гляди, что пятикурсница.

Сэлвин и Нотт оторвались от игры и удивленно смотрели то на диван, то на испуганных девушек. Нотт, впрочем, выглядел скорее приятно удивленным – на его лице мелькнула глумливая улыбка. Зрелище его откровенно забавляло.

Двое первокурсников так и застыли на своих местах, ошарашенно уставившись в сторону дивана. Внезапно один из них вскрикнул:

- Да вон же она! Ничего себе! Размером с кошку!

- Спокойно, я сейчас ее уберу, - тоном рыцаря без страха и упрека произнес Люциус и, достав палочку, решительно направился к дивану. Вот еще, перчаток бояться!

- Люциус, она за диваном! За диваном! Заползла! – подала голос Патриция. – Осторожней, Люциус! Она же тебя укусит!
Тут уж Нотт не смог сдержаться и заржал самым наглым образом.

Не обращая на него ни малейшего внимания, Люциус заглянул за диван. Трансфигурированная перчатка сидела там, зыркая по сторонам черными глазами-бусинками.

- Ничего не вижу, - пробормотал заведомую ложь Люциус.

А на диване в беспорядке валялись книги, свитки пергамента и две сумки, одна из которых принадлежала Нарциссе. Только вот подбросить в нее записку не было никакой возможности – он замешкается, пока будет открывать сумку, это заметят. А ведь записка – вот она, до сих пор зажата в кулаке, даже ладонь от волнения стала мокрой! А за диваном крыса, пусть не настоящая, но ее надо ловить! Как же быть, черт возьми, как же?

Мерлин! Да это же Виридиан! Нарциссина книга! Облегченно вздохнув, Люциус сунул записку между страниц руководства о том, как безнаказанно проклясть врагов, и победоносно воскликнул:

- Да вот же она!

Крыса метнулась из-за дивана на середину гостиной, а Люциус, направив на нее палочку, еще более победоносно произнес:

- Эванеско!

Первокурсник – тот, который приписывал крысе размеры кошки, восхищенно захлопал в ладоши.

- Молодец, Малфой! – усмехнулся Сэлвин.

Остальные молчали. Молчали и смотрели на Люциуса. Все. Даже Нарцисса.

- Подумаешь, крыса, - пожал плечами Малфой.

На душе у него было легко и радостно – так, как не было уже давно.


***

11 декабря 1970

Это ужасно. Это просто ужасно. Отвратительно, мерзко и совершенно непереносимо. Не знаю, как я смогла это вынести и не подать виду.
Смотреть, как Патриция скачет по спальне и вопит: «Малфой пригласил меня на свидание! Ура! Ура! Ура!» - это было выше моих сил. Нет, мне не хотелось выцарапать ей глаза и вырвать все волосы. Она не виновата. Она такая же, как все, – дурочка, влюбленная в него по уши. Такая же, как я. Только мне повезло меньше, чем ей, - вот и все. Это ее сегодня вечером он будет ждать у статуи одноглазой ведьмы, а не меня. Ее он, наверное, пригласит и на рождественский прием к Слагхорну. По крайней мере, сама Патриция в этом уверена. А мне ведь тоже придется идти. Что ж, позову с собой кого-нибудь… Кого попало, как и в прошлом году – чтобы только не идти одной. Пьюси какого-нибудь, драклы их всех раздери!
Надо перестать плакать и разводить в дневнике кляксы, а я все никак не могу остановиться.
Что такого случилось? Мир рухнул? Да, Малфой – тоже человек и имеет полное право ходить на свидания. С кем хочет. Будто он раньше не ходил! Только вот я не знала – так и не плакала, как теперь. Как же люди все-таки жестоки и бесчувственны в своем счастье! Зачем Патриции надо было трясти перед моим носом этой треклятой запиской? Ну сказала бы так… Нет же…
Чем она лучше меня? Тем, что боится, что его укусит крыса и не боится сообщить ему об этом? Мне тоже было страшно, только я молчала. Тряслась, изо всех сил старалась не смотреть - и молчала. Или мне тоже надо было заорать «Осторожней, Люциус!»?
Ненавижу! И ее, и его, и крысу эту проклятую! И себя ненавижу! За эту глупую любовь. Интересно, если самой на себя «Обливиэйт» наложить, получится?


***

В коридоре на третьем этаже было темно и пусто. И страшно. Страшно не потому, что Люциус боялся темноты, или пустых помещений, или одноглазой ведьмы, которая, к счастью, была лишь статуей. Он боялся совсем другого – того, что Нарцисса не придет. И того, что она придет, - тоже боялся.

Он в который раз прокручивал в мыслях свой предстоящий разговор с ней. Сначала он спросит ее, с кем она пойдет на рождественский прием. Она скажет, что с Пьюси, будь он неладен! Нет, она этого не скажет. Она скажет, что пока не знает, и тогда он ее пригласит. Ничего сложного. Ничего страшного… Действительно, ничего страшного, если она согласится. А если нет? Всегда можно что-нибудь соврать. Например, что он пригласит ту же Эмму Уоррингтон! О, Мерлин! Уорингтон же Эйвери пригласил! Ну не ее, а ту же Патрицию или Эмилию, да хоть черта в мантии! Так, главное успокоиться и не нервничать…

Ничего сложного, ничего страшного. Нарцисса согласится пойти с ним на прием, а там они будут мило болтать и танцевать, и может быть даже он ее поцелует, главное случайно не съесть драконий фарш! Да, он ее поцелует и скажет, что он любит ее уже давно, потому что она такая необыкновенная. Нет, просто - что любит. И просто – что она необыкновенная. Потому что любить за что-то – это как-то мелко. И даже если так и есть, об этом не говорят.

Но если она скажет, что пойдет с Пьюси?! Проклятье! Может быть, лучше было превратить в крысу Пьюси, а не чью-то злосчастную перчатку? Тогда бы его точно пригласить никуда было нельзя. Не пойдет же Нарцисса на прием к Слагхорну с крысой на плече. Хотя кто знает… Она же такая необыкновенная. Хотя нет – она крыс боится, в этом сомневаться не приходится. Жаль, Пьюси тогда под руку не подвернулся, подумал Люциус, совершенно забыв о том, что превращать людей в животных он пока не научился. Так, стоп! Пьюси, к сожалению, все же не крыса, а человек. И Нарцисса вполне могла его пригласить. Что ж – тогда он скажет, что жаль, потому что ее хотел пригласить Эйвери! Да, точно! А он, Люциус, тут совершенно ни при чем. И прикрывшись тем же Эйвери, можно будет расспросить ее о том, что у них с Пьюси за отношения. И если отношений никаких нет, можно будет пригласить ее куда-нибудь еще, когда-нибудь в другой раз. Но причем тут тогда Эйвери?

Люциус устало потер виски. Он окончательно запутался. Попытки разложить предстоящий разговор по полочкам волнения не уменьшали, а ожидание становилось невыносимым. Лучше бы Нарцисса этого Пьюси все-таки не приглашала. Всем было бы проще – и ей, и тем более Люциусу, и даже Эйвери.

А может быть, выложить ей все как есть? Без всяких приемов, милых бесед и танцев? И поцеловать. И сказать, что даже ее колдографию у Блэка стащил – чем не доказательство любви! Нет, в воровстве Малфой не признается никогда! И вообще – Малфои не воруют. Они берут то, что им нужно, - вот и все.

Вот ему что нужно? Чтобы Нарцисса тоже его любила, пусть не так, как он – представить Нарциссу Блэк, ворующую его собственную колдографию, Люциус при всем своем богатом воображении не мог – но хоть немного, хоть чуть-чуть любила. Но такое сам не возьмешь: любовь – материя эфемерная.

Все. Решено. Он скажет ей все как есть. Только про колдографию промолчит. Вот только где же Нарцисса?

Наконец, в конце коридора показался неясный девичий силуэт. Люциус глубоко вздохнул и приготовился к самой честной – и наверное поэтому самой трудной - в своей жизни речи.

Каково же было его удивление, когда навстречу к нему из мрака вышла… Патриция Дэммингтон.

- Здравствуй, Люциус! – мило улыбнулась она. – Так что же ты хотел мне сказать?

Ему хотелось сказать многое: и «Проклятье!», и «Какого черта?» и даже банальное «А что ты здесь делаешь?», но сказал Люциус другое:

- Патриция… Ты, думаю, знаешь, что весь Слизерин, и я в частности, в восторге от твоей дизайнерской мысли. Так что я решил попросить тебя… Не могла бы ты украсить зал для рождественского приема у профессора Слагхорна?

Люциус был в полной растерянности, но улыбался при этом самой любезной улыбкой, потому что Малфоям ни в каких обстоятельствах не пристало терять лицо. Чего было нельзя сказать о Патриции Дэммингтон.


***

12 декабря 1970

Ну вот, эта дура Патриция проплакала весь вечер, а мне пришлось ее утешать. Люциус, оказывается, позвал ее для того, чтобы попросить украсить зал к рождественскому приему, а она-то подумала… Ну, слава Мерлину, платье свадебное не заказала.
Конечно, я сочувствую бедняжке, но какая-то злобная радость – она никуда не девается. Не только же мне одной быть несчастной.
Я сказала ей, что Малфой – самовлюбленный кретин и что он ее не стоит. Только ведь я так на самом деле не считаю. И может быть, даже считаю наоборот.
Патриция, конечно, хорошая, но иногда и правда полная идиотка – то ищет рецепты приворотных зелий, то роется в книгах по заклинаниям, чтобы в случае чего проклясть соперницу. Кого она собирается проклясть? Всех, влюбленных в Малфоя? Тогда ей придется потрудиться – не завидую.
Сначала мне подумалось, что Малфой обошелся с Патрицией жестоко – так не оправдать ожиданий! А с другой стороны, она ведь сама себе все нафантазировала. Он написал ей, что надо поговорить, - вот они и поговорили. Он ее не обманывал, не шутил над ней. Ее подвело больное воображение. Хотя… Я ведь на ее месте тоже бы напридумывала себе…
Как это грустно на самом деле – вся жизнь проходит в мечтах. Вот так вот смотришь на колдографию того, кто о тебе даже не думает, мечтаешь, что было бы, если бы… А жизнь проходит, проходит…
Хочется поскорей каникулы и домой. Говорят, с глаз долой – из сердца вон. Я не очень этому верю, но может быть, мне станет чуть легче?


***

Люциус шел по коридору в совершенно расстроенных чувствах. Столько ухищрений, уловок, предосторожностей – и ради чего? Ради того, чтобы обсудить с Патрицией Дэммингтон детали интерьера праздничного зала! Вот уж стоило ради этого гоняться по гостиной за поддельной крысой, а потом ломать голову над разговором, который так и не состоялся! Не везет – так не везет. Мерлин и Мордред! Это была ее книга – та, в которую он спрятал записку. Ее, а не Нарциссы! А он повел себя, как последний идиот, - даже имя в записке из предосторожности не написал.

Придумывать новые ухищрения не было ни сил, ни настроения – кто поручится, что они снова не обернутся полным крахом? Если только подойти к Нарциссе и сказать все напрямую – без всяких глупых записок и встреч у этой мерзопакостной статуи одноглазой ведьмы. Подойти и сказать – а там уж будь что будет!

Вот же она идет навстречу – гордая, взгляд прямо перед собой, холодный-холодный. Снежная королева. Нет, принцесса, наверное, все-таки…

- Привет, Нарцисса! – Люциус сам не заметил, как произнес эти слова.

И тут она наконец взглянула на него, как-то странно - растерянно и удивленно, как не смотрят ни снежные принцессы, ни уж тем более королевы. А потом выронила сумку, из которой на каменный пол выпали учебники, свитки пергамента, перья, тут же разбившаяся чернильница и … колдография. Ее собственная колдография в его собственной серебряной рамке!

Люциус смотрел на эту колдографию, не смея поднять взгляд на Нарциссу. Качели взлетали к самому небу, а бледно-голубое платье развевал летний ветер.

- Так ты знаешь? – только и смог произнести Люциус.

Он стоял перед Нарциссой и чувствовал, как краска заливает щеки. В некоторых обстоятельствах держать лицо не под силу даже Малфоям.


***

Нарцисса была готова сгореть со стыда. Люциус смотрел на свою колдографию, выпавшую из ее сумки, не отрывая взгляда. Нарцисса тоже смотрела на колдографию и не смела взглянуть на него. Он улыбался ей из серебряной рамки, а она не знала, что врать. Да и что тут можно соврать – когда доказательства ее глупой, несчастной любви налицо? А еще почему-то в голову пришло, что в роду Блэк еще никто не опускался до воровства.

Люциус сказал что-то про иллюзионные чары, но смысл слов утекал непонятно куда, потому что в голове Нарциссы была одна мысль: «Он все понял, теперь он все знает!».

Нарцисса подняла колдографию и протянула Люциусу.

- Это твое, я должна тебе ее вернуть, - сказала она: что еще может сказать пойманный с поличным преступник?

- Так значит, ты не снимала заклятье? – Люциус явно был удивлен, а еще он казался смущенным: на его щеках горели яркие пятна.
- Какое? – голос Нарциссы предательски дрожал.

- Иллюзионное. Я думал, Блэки-то уж должны это знать, - вздохнул Люциус, коснулся колдографии палочкой и произнес какое-то неизвестное ей заклинание.

И тут Нарцисса почувствовала себя дурой – еще большей, чем мгновенье назад. На ее глазах изображение летящего на метле Люциуса растворилось серебристым туманом, и вместо него она увидела себя – на качелях, в тот самый день, когда к ним приехал дядя Альфард с новой колдокамерой и весь день фотографировал их – ее, и Беллу, и Меду, и маму с папой, и гостивших у них тем летом Регулуса с Сириусом.

- Я-то думала, это я воровка! А ты… Ты… Я думала, Малфои ничего не крадут! – воскликнула Нарцисса, но в голосе сквозь возмущение неудержимо прорывался смех.

Люциус тоже рассмеялся, а потом ответил:

- Да, Малфои ничего не крадут. Они просто берут то, что им нужно. Твоя колдография была мне нужна – вот я и взял. Я люблю тебя, Нарцисса. Уже давно. И знаешь… ты необыкновенная!

У Нарциссы перехватило дыхание. Вся безнадежность, в которой она жила так долго, показалась теперь глупым бредом, на душе стало легко и радостно, а все слова куда-то пропали. А когда Люциус поцеловал ее, от счастья захотелось взлететь.

- Я могла бы сказать тебе то же самое, - выдохнула Нарцисса, когда поцелуй прервался.

- И что я необыкновенный? – поднял брови Люциус. – Охотно верю.

- Ты был бы еще более необыкновенным, если бы действительно держал на тумбочке свою собственную колдографию, - рассмеялась Нарцисса. – Все-таки хорошо, что это только слухи.

- Клевета завистников, - подтвердил Люциус. – На такое даже я не способен. И вообще, Нотт назвал бы это крайней степенью нарциссизма.

- Вот как?

- Да. Может быть, нарциссизмом я и страдаю, но несколько в другом смысле. А вообще, давно хотел спросить… Ты ведь еще не вздумала пригласить на прием к Слагхорну этого… Пьюси?

- Нет, - покачала головой Нарцисса.

- Вот и правильно. Потому что я хочу пригласить тебя. Отказ не принимается.

- Только если ты вернешь мою колдографию Регулусу, - Нарцисса нахмурила брови, но не смогла сдержать улыбки. - Он еще осенью весь Хогвартс обыскал.

- Верну, можешь не сомневаться!


***

- Я нашел ее, Барти, нашел! – радостно воскликнул Регулус Блэк, выбираясь из-за кресла, куда бросился за неизвестно каким образом улетевшим туда листком пергамента.

- Что нашел?

- Колдографию Цисси! Не могу поверить, что она все это время пролежала тут! Даже пылью покрылась! А я ведь где только не искал!

- Ты б мою перчатку еще нашел, Регулус, - грустно вздохнул Крауч. – Я ее уж который день ищу.

Сидящий у камина Люциус усмехнулся и убрал палочку в рукав. Как ни жаль было расставаться с колдографией, данное Нарциссе обещание он выполнил. Тем более он не сомневался, что теперь недостатка в ее колдографиях у него не будет. Колдографиях, добытых абсолютно честным способом.